Я еще тогда подумала, что ты пошутил…
Белый-белый-белый-белый лес. Белый. Снег окутал его от кончиков пальцев до самых ушей. Белые вихри резвятся, ударяясь о кору стволов и отскакивая в никуда. Высоко в небе шумят кроны сосен, но они бессильны что-либо сделать. Они почти в облаках, а вихри тут, внизу. Лишь изредка поднимаются они ввысь, чтобы подразнить лохматые верхушки. Кто-то сидит на старом корявом пне и бормочет молитвы, запивая горячим чаем с мятой из термоса. Снежные варежки и шапка одиноко темнеют на белом. Не ты ли это? Нет, не ты.
Ну и шуточки…
Волосы на голове того человека взлохмачены ветром. Руки его окоченели и только сейчас, держась за чашку от термоса, начинают отогреваться. Вот он прекращает свои зловещие молитвы и делает три маленьких глотка дымящегося чая. Вытирает рукавом фуфайки оттаявшие усы, стряхивает на снег остатки чая и убирает термос в рюкзак. Он достает из пачки помятую и немного отсыревшую сигарку, поджигает с третьей попытки спичку и закуривает. Терпкий дым легко поднимается вверх. Снежные вихри тут же подхватывают его и уносят куда-то, – куда? – не дав выстроиться в тонкую, но устойчивую вертикаль. Человек смотрит заворожено-равнодушно прямо перед собой и начинает слегка покачиваться из стороны в сторону, не переставая курить. Стволы длинных сосен трещат, будто угрожая, или же просто разговаривая. Мимо старого пня пробегает заяц, задев правым ухом валенок человека. Но он даже не замечает этого. Он закрывает глаза и, продолжая курить, раскачивается из стороны в сторону все сильней. На белом-белом-белом фоне темнеют голые стволы, четко выстроенные невидимой рукой. Сигарка в руке человека тлеет сама по себе, он же начинает гудеть, сначала тихо, потом все громче и громче. Голос его приобретает какой-то металлический оттенок. На дереве дятел начинает свои упражнения, как будто аккомпанируя в такт человеку. Но вот гудение плавно стихает. Дятел продолжает выстукивать ритм, как ни в чем не бывало. Человек медленно открывает глаза, докуривает сигарку и тушит ее о снег. Он надевает шапку прямо на снежные волосы, натягивает варежки и, скрипя девственным снегом, уходит. Еще чувствуется в морозном воздухе запах табака и даже чуть-чуть мяты. Лес затихает, пустеет, и только небольшая вмятина на снежном пне да цепочка больших уводящих вглубь леса следов еще напоминают о недавнем присутствии здесь человека. И, кажется, еще держится где-то высоко в кронах сосен, звеня и завораживая, его монотонное гудение. Белый-белый лес. Пустой и страшный. Одинаковый и разный. Непредсказуемый. Холодный и безнадежный.
Ты не пошутил. Это было все всерьез. Всерьез – для тебя.