– Да мне только получить… только… да что ж такое… пропустите, я – инвалид… товарищи, мне только получить!.. – мужчина неопределенных лет с шумом пробивался сквозь четкую тихую очередь.
– Господин, пройдите в конец очереди! – из окошка наконец раздался вежливый женский голос, когда удивленная очередь уже расступилась, чтобы пропустить странного орущего человека.
Мужчина дернулся и нашел глазами того, кто к нему обращался, точнее ту – это была молодая служащая почты в очках почти без оправы. Она посмотрела поверх очков прямо на него и повторила свою просьбу. Мужчина разочарованно развел руками:
– Ну, не понимаю я по-вашему! Не понимаю! Ну, чего все стоят за метр от окошка? А? – и совсем удрученно добавил скрипучим голосом, – Мне ж только получить… посылку… Э-эх…
Мужчину нежно, но твердо со всех сторон направляли в конец очереди. Он шел с опущенной головой, ничего не понимая: «Почта это или что? Мне же срочно! И ничего такого, только получить быстренько и все».
Стоя в очереди и потихоньку, сам того не замечая, продвигаясь к вожделенному оконцу, мужчина пустился в далекие воспоминания, на его устах блуждала неопределенная расплывчатая улыбка. С детства он очень любил те сладостные моменты, когда в железном зеленом ящике обнаруживалась серенькая бумажка с печатями – извещение на посылку, и все домочадцы начинали соображать про себя и вслух, что же там может быть, в этой посылке. В детстве посылки были всегда огромными, наверное дешевле было их отправлять или просто в детстве все кажется большим и значительным.
Когда огромная картонная коробка оказывалась на кухонном столе, освещенная тусклым желтым, или бледно-коричневым, абажуром, вся семья собиралась вокруг и никто, даже мама, не смел вскрыть ее – это было безусловное право хозяина дома, главы семейства. Отец всегда, будто нарочно оттягивая долгожданный момент, не спеша мыл руки, ставил чайник или делал еще что-нибудь несрочное и, казалось, совсем не обращал никакого внимания на собравшихся детей, ждущих, предвкушающих, изнывающих. Потом, уже когда мама говорила тихо, с укоризной: «Ну, Петя…» или что-нибудь подобное, отец подходил к посылке и одним точным движением вспарывал ее большим кухонным ножом. Всё вокруг замирало на миг и тут же радостно выдыхало: свершилось.
И всегда, насколько помнилось, был больше интересен процесс ожидания, чем сама посылка. Вот, обнаружить извещение в ящике, принести его домой, потом ждать родителей с почты, потом сидеть вот так вот у стола и ждать, ждать, когда отец возьмет в руки волшебный нож… А потом уже быстро шуршали всякие пакеты, нервно разрывалась коричневая оберточная бумага, мама первым делом отыскивала письмо и начинала его тут же вслух читать, пытаясь перекричать восторженные возгласы, каждый пытался дотянуться до коробки и достать из нее что-нибудь самому, неважно что – полиэтиленовый пакет с вишневым вареньем без косточек или пару вязаных носок. И все это происходило уже как во сне, казалось каким-то ненастоящим, туманным, шумным, слишком обобщенным.
Почти всегда посылки приходили от бабушки. И всегда там находились гостинцы для каждого: для Верунчика, для Костика, для Павлика и, конечно, для него, Алексашки, и несколько пакетов сразу для всех: варенье, орешки и другая снедь. В письме бабушка подробно описывала, что и кому она передает, именно передает, а не, скажем, дарит, будто эти вещи изначально принадлежали каждому из собравшихся.
Белый чистейший кафель на полу, как в больнице, отражал свет ярких ламп. Педантичные немцы стояли в четкую линию, один в затылок другому, геометрически правильно, безукоризненно. Перед Алексом остался только один человек, который носками начищенных башмаков упирался в красную линию на полу и ждал, когда освободится вакантное место у окошка.
Тут Алекс вдруг подметил, что каким-то таинственным, роковым образом размер посылки уменьшался с возрастом. Странно, конечно, но в детстве это были огромные картонные коробки, а в молодости – уже небольшие бандерольки. Может, конечно, это он, Алекс, становился больше, а посылки оставались такими же.
Алекс очень давно не получал посылок, и вдруг – бабах! – надо же так, а? От кого эта неожиданная посылка – он не знал. То, что она из России, из его родного города Ростова, – это он сумел разобрать на извещении. Но родители уже умерли, а сёстры с братьями с ним почти не общались после того, как он уехал в Германию.
– Господин!..
Алекс вздрогнул:
– Я?… А, иду, иду. Да, вот… пожалуйста… там извещение и паспорт, ага. Там посылка должна быть, ага. Что? Простите, я же не понимаю по-вашему… – он расстроено замотал головой из стороны в сторону, показывая, что действительно не понимает.
Женщина за стеклом чуть заметно улыбнулась и показала на своей ладони, что надо расписаться на бланке. Алекс расписался, и из окошка высунулась рука с маленькой квадратной коробочкой из-под крема. Алекс автоматически взял коробочку и вопросительно посмотрел на женщину, но та уже зажгла зеленую лампочку, дающую право подойти следующему получателю и что-то быстро вбивала в компьютер. Алекс никак не мог поверить, что эта маленькая коробочка и есть его долгожданная и таинственная посылка.
На странного русского уже почти не обращали внимания ни ожидающие в очереди, ни почтовые работники. Алекс отошел немного в сторону и разорвал плотную бумагу, на которой узнал почерк своей старшей сестры. Он всегда был не в ладах с сестрой, всегда что-то делил с ней. Даже, уезжая заграницу, он умудрился поссориться с ней, припомнив какую-то давнишнюю детскую обиду не то из-за яблока, не то из-за мандарина. Открыв коробочку, он изумленно уставился внутрь, потом посмотрел на стройную линию педантичных немцев в очереди и достал из коробки апельсин – большой, круглый, яркий и ароматный апельсин. На всякий случай он заглянул внутрь в надежде найти какое-нибудь объяснение, быть может, хоть записку, но там было пусто – равнодушное картонное дно.
Елена Шило
13.01.2006
Вам посылка
(неожиданное продолжение by Виталий Николаевич)
Вода. Горячая, она наполняла ванну. А ванная комната наполнялась клубами пара, поднимающимися от горячей воды, наполняющей ванну. Усталого вида мужчина предвкушал заслуженный отдых. Все говорило о том, что последующий час-два поможет забыть ему тяготы такой не кончающейся недели. Попробовав воду локтем и одобрительно крякнув, он, было, отправился за чистым бельем, как вдруг… Да, это был обычный звонок в дверь, который разрушил его уже так и не наступившую идиллию, как удар молотка по оконному стеклу безвозвратно разрушает гладкую зеркальную поверхность. «Никого нет дома», — про себя сказал он, — «И все!..». Тут звонок повторился снова, а потом еще и еще. Кто-то, за дверью, был весьма настойчив. «Она? Так рано? Не может быть…», — не поверил он, — «Да у нее и ключи есть…». Уже раздраженный оттого, что ему опять не дали расслабиться, он открыл железную дверь и…
Там стоял, переминаясь с ноги на ногу, незнакомый мужчина, чуть напуганный, но в то же время, видимо, намеревающийся, во что бы то ни стало добиться своего. Открытая дверь преподнесла нежданный сюрприз им обоим одновременно и немое удивление вопросительно застыло в их глазах…
Господин очень долго готовился к этому визиту. Сотни раз проговаривая и репетируя, что он скажет, он совсем по иному представлял, как все будет. Вот нажмет на кнопку звонка, откроется дверь, и она заботливо, по-сестрински, взглянет на него, совсем как в детстве, и тогда он скажет: «Вам посылка…». Но теперь вдруг с ужасом осознал, что от такого неожиданного поворота событий он совсем позабыл все заготовленные слова, и мерзкий холодок уже просачивался в его и без того робкую душу.
— Guten tag! – вдруг, неожиданно для себя самого выпалил он на корявом немецком, забыв, что не в Германии, и уже начиная жалеть о том, что вообще приехал. Но не возвращаться же обратно, за тысячи километров. Нет уж, поздно…
— Ну, что? Так и будем стоять? В а м к о г о? – Весьма холодно окатил его хозяин в синих домашних штанах и нелепой, выцветшей зеленой майке. Казалось, мужчина уже готов был захлопнуть дверь перед самым носом неуклюжего посетителя, на котором мелкой дрожью уже волновались очки:
— Наверное, я спутал адрес… – едва различимо пробормотал он.
«Зачем я вообще поверил этой бумажке! Там ведь даже письма не было…» — отчаянно забились в его голове беспорядочные мысли, словно птицы в тесной клетке. Но надо было что-то отвечать, и тогда он спросил, не здесь ли проживают…
— Ну, это мы. И что? А ты-то кто? — начал терять терпение хозяин, и в его голосе уже зазвенели повышенно-напряженные нотки.
— А… Танюшка… дома? – путанно заикаясь выдавил Алекс.
— Ну, это уже слишком! Какая она тебе Танюшка?! – мигом взревел взрываясь мужик.
У хозяина был сильный и точный хук слева, и затормозить он уже не успел (а ведь раньше в спортшколе его хвалили за быструю реакцию). Бах!.. – и Алекс мягко сполз по стенке на пол, привалившись своим нетренированным и грузноватым телом на большую коробку в блестящей оберточной бумаге, которая пряталась за ним, будто заранее знала исход посещения.
Воцарилась тишина, пронзительная и немая… Такого никто не ожидал. Было слышно, как большая зеленая муха тупенько, но настойчиво билась в стекло, мечтая прорваться к вожделенным мусорным бакам на улице…
А в это время в подъезде быстрый стук чьих-то каблучков легким степом вывел обоих участников из затянувшегося оцепенения. Туфельки легко поднимали свою хозяйку, с каждой ступенькой приближая её к площадке, где двое незнакомых мужчин недоуменно продолжали осматривать друг друга и осмысливать произошедшее. Последний пролет был успешно преодолен, и женщина, немного усталая, но с теплой улыбкой, которая возникает каждый раз, когда думаешь о родных людях, остановилась, пригвожденная нелепым видом двух застывших фигур. Вот, Гоша – в домашней одежде, растерянный и красный, — неуверенно потирает кулак. Она еще ни разу не видела таким своего мужа. На полу валялась какая-то большая красивая коробка. А рядом с коробкой полусидел некто, одетый в добротный серенький плащ, нынче такие в моде».
— Гошенька, милый, что случилось? – с дрожью в голосе произнесла женщина, понимая, что тут произошло что-то ужасное.
— Да вот, тебя тут спрашивают… фраера всякие! – Гоша со злостью сплюнул и, угодив прямо на свои махровые тапочки, взвыл от досады.
— А кто это?… Вы кто? — Повернулась она к Алексу.
Её точеный профиль совсем не изменился — автоматически отметил господин, губа которого была разбита, и кровь тонкой струйкой сочилась на плащ. Слёзы застили его лицо, но не от боли, а от того, что их встреча все-таки произошла, хотя совсем не так, как мечталось.
— Алексашка, ты, что ли?! Здесь?! – помотав головой, чтобы проверить, не наваждение ли это, всплеснула она руками. Это казалось таким нереальным. Братишка из далекого Кёльна… и вдруг у неё на площадке. — Да ты весь в крови! Гоша, что же ты наделал?…
Гоша, медленно осознавал, что это был тот, мифический брат жены из-за границы, который ни разу не написал ей ни одного письма. И он его… так…
— Тань, да я же не знал, ей-богу, думал хахаль какой, — виновато зафонтанировал он и, спохватившись, принес мокрое полотенце. «Эх, незадача какая. Вот ведь как бывает… прости, брат, прости, бес попутал..» — бормотал он извиняюще, пытаясь вытереть кровь неожиданно свалившегося на его шею родственника, а на самом деле растирая её по поле дорогого плаща. – «Прости. Вот ведь как бывает…»
А Алекс, не совсем ясно различая сквозь слезы лицо любимой сестры, шептал, расплываясь довольной и неподходяще счастливой улыбкой:
— Так мне и надо, дураку. Прости, Танюшка, за все прости…
И вдруг, вспомнив что-то важное для него и не только для него (как он верил), он с неожиданной для него серьезностью и какой-то осознанной жизненной правдой громко прошептал сестре:
— Тебе посылка… — И указал на большую блестящую всеми цветами радуги коробку, на которую он опирался. Танюшка с минуту непонимающе смотрела то на коробку, то на брата с разбитой губой, сидящего на полу, то на мужа с мокрым полотенцем в руках суетливо вьющегося вокруг брата… И вдруг всю эту фантастически нелепую и абсурдную обстановку взорвал её искрящийся, заливистый смех, тот смех, которым смеялась только она, который Алекс так часто вспоминал и нигде больше не слышал. Приседая от смеха на корточки, и заваливаясь на коробку, она продолжала смеяться, схватившись за живот. Гоша вначале испугался, но потом понял, что ссоры не будет, и тоже начал хихикать. Его хихикание быстро перерастало в настоящий мужской хохот и сплеталось со смехом Танюшки. Алекс с разбито-счастливым лицом, чувствуя себя как на небесах, слился с этой смеющейся парочкой своим, немного высоковатым для мужчины, квохтаньем. Так они и смеялись, смеялись…
А тем временем вода заполнила ванную комнату паром и, уже наполнив ванну собой, пыталась присоединиться к смеющимся, тихо подкрадываясь к входной двери по протертому паркетному полу. Вода была горячая. И на лестнице вдруг стали раздаваться взволнованные голоса. Звуки приближающихся чавкающих шлепанцев говорили о том, что это соседи снизу тоже хотели присоединиться к смеющимся, и как можно скорее…